Исчадие рая - Страница 63

«По ресторанам девочка обтесалась, – удовлетворенно подумал он, еще раз пробегая только что сделанные записи в своем блокноте, – разумеет, что к чему, а кто – к кому. Три перемены блюд – три перемены вин, не придерешься. Спаржа – с горьковатым «Шевалье-Монтраше», год выбран со знанием дела – 1991-й; бретонские устрицы с бутылкой «Дон-Периньона», разумеется «брют»; бисквит – с рюмкой хереса, кофе. Хорошая девочка, чья-то девочка, это точно. Сама в такие годы как есть еще бы не научилась».

Она с удовольствием ожидала заказанного, предвкушая податливую нежность распаренных зеленых побегов под легким ароматным соусом; ледяной упругости устриц, сдобренных каплями свежего лимонного сока; воздушной, тающей на языке сладости бисквита. А пока, потягивая горьковатую ярко-розовую жидкость из высокого бокала – на аперитив она заказала себе «Кампари» с тоником и со льдом, предавалась размышлениям. Собственно, именно это она и взяла за обыкновение последние несколько дней – обедать в пустых ресторанах и, услаждая желудок, нещадно эксплуатировать мозг.

В ее изящной маленькой сумочке с двумя переплетенными буквами «С» вместо застежки (что означало – Коко Шанель, и знак этот в мире модниц так же трепетно чтим, как металлическая звезда о трех углах на капоте автомобиля – в мире автомобилистов), небрежно переброшенной через спинку соседнего стула, лежал аккуратно сложенный газетный лист, с маленькой, всего-то строк в десять, заметкой. Ей было до сих пор удивительно, какую силу затаили в себе эти крохотные буквы, пахнущие типографской краской и ею же пачкающие пальцы. Идея с заметкой была хороша, это она вынуждена была признать, но вот все остальное, что, похоже, затевалось в ее развитие, никуда не годилось. Это молодая женщина сознавала совершенно ясно, особенно теперь, когда сознание ее продуцировало не только идеи, но и совершенные планы их реализации. Кому в голову только могла прийти такая чушь? Полная абракадабра! Нет, все-таки здорово, что, в отличие от всех прочих, она просыпается осенью. Как раз вовремя, чтобы остановить чьи-то дурацкие начинания и подчинить весь процесс своей воле. Как это глупо было привлекать к делу каких-то людей, шарлатанов и вымогателей, как опрометчиво! Но, к счастью, не все еще потеряно – она вовремя проснулась, как спящая красавица в стеклянном гробу, правда, принц при этом не присутствовал и уж тем более не прилагал к этому никаких усилий, даже просто целуя ее заиндевевшие губы. Но что ж тут поделать, обычаи на этой земле таковы, что право на поцелуй принца принцессам приходится отвоевывать самим, самостоятельно просыпаясь в нужное время и вступая в отчаянную борьбу.

«Какой такой – «этой» земле? – вдруг встрепенулась женщина, словно поймав себя на каких-то недозволенных мыслях. – О чем это ты опять? И что это за разговоры, что ты просыпаешься не тогда, когда все? Чушь! Нет никаких необычных просыпаний. Нормальные люди просыпаются утром и засыпают ночью. И все тут! Не о чем больше думать!» Она была намерена поругать себя еще некоторое время, и, быть может, более решительно и сурово, но возле столика снова бесшумно возник официант с подносом, и думать о чем-либо другом, кроме как о нежнейшей горячей спарже, щедро политой густым, источающим восхитительный аромат соусом, было бы просто преступлением с ее стороны. Глоток горьковатого, слегка охлажденного «Шевалье-Монтраше» окончательно привел ее в самое лучшее расположение духа.

«К тому же, – весьма трезво рассудила женщина, – времени остается все меньше и меньше, глупо тратить его на перебранку с самой собою. Давай так, под кофе у тебя должен быть уже совершенно конкретный план. – Разумеется, это предложение было обращено к самой себе, тем более на него следовало ответить. – Что ж, попробуем, – энергично согласилась она, но все же добавила осторожно: – Хотя заранее ничего не хотелось бы обещать».

Левушка Бунин был собой недоволен, но при этом сильно напоминал старательно начищенный медный самовар, лоснящийся от самодовольства и совершенно щенячьей радости, от которой к тому же едва не визжал и не писался, как поступают обычно щенки в минуты великого собачьего счастья.

Дело было в том, что, блестяще, на его взгляд, и без больших затрат исполнив первое из трех желаний полоумного Ангела, он не удержался и исполнил заветную свою мечту – купил новую машину. Разумеется, ухнув на эту вол‹деленную покупку все оставшиеся деньги Ангела и еще кое – что тихо, без объяснений изъятое из Ларисиного сейфа. Бунин лично приобретал его, обустраивая нынешний офис жены, и без малейшего зазрения совести оставил себе второй комплект ключей. Надо сказать, что он уже не раз и не два искренне похвалил себя за предусмотрительность: в сейфе теперь всегда была наличность, у него же, напротив, постоянно ее не хватало. Про сейф и Ларису он забыл в тот же момент, как, отсчитав необходимую сумму, мягко захлопнул тяжелую металлическую дверь, что же касается денег Ангела, которые составили львиную долго платежа, это оказалось не так просто. Бунин почему-то боялся. Причем страх этот был абсолютно необоснованным, и, сколько ни размышлял он на тему: «А что, собственно, мне за это будет?», ответа не находил и от этого начинал к тому же еще и злиться на себя. Впрочем, испуг и злость сливались в сумбурном потоке обуревающих его чувств с радостью и огромным, почти физическим удовольствием. Машина, купленная Буниным, была воистину подарком судьбы, причем подарком удивительно щедрым. Практически новый, черный как вороново крыло, сияющий всем, что в состоянии было сиять, – а таких деталей и частей на корпусе и в салоне машины было предостаточно, – настоящий американский джип «Гран черокки» был заветной мечтой Бунина на протяжении всех последних лет. Судьба определенно хотела наградить его этой восхитительной игрушкой и буквально за руку привела в автосалон одного из бывших рекламодателей, хотя никакой видимой причины для визита у Бунина не было. Далее события развивались стремительно и в каком-то счастливом угаре. Цена на машину была неправдоподобно низкой, но деньги требовались хозяевам немедленно. Бунин сел за руль джипа, малодушно убеждая себя в том, что просто хочет на несколько минут испытать наслаждение от пребывания за рулем такой машины, но уже в первую минуту понял, что никакая сила не заставит его с ней расстаться. Он никогда не завидовал всерьез обладателям надменных лимузинов, владельцам плоских, как жабы, спортивных автомобилей самых прославленных и редких марок, и только большие черные джипы манили его, вызывая приступы желчной зависти к их невозмутимым хозяевам. Это была машина одиноких ночных охотников, свирепых и коварных, не знающих страха и жалости, никогда не страдающих от одиночества. Таков был образ черного джипа, созданный воображением Льва Бунина, таким же был и его идеал настоящего мужчины. Порой он считал себя вполне достигшим этих высот, порой комплексовал от сознания, что явно не дотягивает до совершенства. Причем отсутствие соответствующей машины было тому серьезной, если не единственной, причиной. Но час настал, Бунин был близок к окончательному и бесповоротному излечению от своего постыдного, как он считал, комплекса – и не было на свете силы, которая заставила бы его повернуть назад. Сделка состоялась.