Исчадие рая - Страница 69

Так и произошло. Влажный ароматный полумрак и мерно бурлящая душистая вода, в которую она с удовольствием погрузилась, легкие упругие удары подводных струй через некоторое время сделали свое целебное дело. Мышцы ее расслабились, тело обмякло; лицо, сведенное в жесткую, до боли, маску и в ней застывшее, постепенно оттаяло, смягчились уголки губ, разгладились глубокие складки на лбу и возле рта, потяжелели веки, опустились, прикрывая сухие воспаленные глаза, и неожиданно из – под них медленно потекли обильные, но почти не ощутимые на мокрых щеках слезы.

Она наконец смогла спокойно, горько и жалобно поплакать, не опасаясь, что будет застигнута кем-нибудь за этим постыдным и недостойным ее занятием, и, как ни странно, слезы несли с собой облегчение. В это она никогда не верила раньше, относя плачущих людей к категории слабаков, не заслуживающих внимания и сочувствия. Сильным же людям, полагала она, слезы не могут принести ничего, кроме позора. Теперь, в душистой влажной темноте, под ласковое ворчание воды, слезы несли ей умиротворение и покой, она начала дремать, мысли в голове путались, словно растворяясь в горячих ароматных парах, и вслед за ними ослабили свою железную хватку обида и страх – ее безжалостные палачи на протяжении всех последних бессонных ночей и дней.

В полусне ей показалось, что кто-то, почти неслышно, крадучись приближается к ней. Но, не желая нарушать покой приятного оцепенения, она вяло отмахнулась от этого чувства: «Это та девочка, что привела меня сюда, наверное, зашла проведать… Ничего. Пускай себе заходит, слез в темноте она не разглядит…»

Сон уже почти овладел ею, мягкий, добрый, обволакивающий, но снова посторонние звуки попытались разорвать его ласковые объятия. На этот раз они были не так вкрадчивы, как первый раз. «Зачем они тревожат меня, надо сказать, чтобы не мешали», – подумала женщина, и это была последняя ее мысль в этой жизни.

Она ощутила страшный удар неведомой силы, вырвавшийся словно откуда-то из толщи ласковой воды. Этот удар сотряс ее тело в страшной судороге, пронзил его болью, но она, к счастью своему, этого уже не почувствовала: когда ударная волна достигла ее сердца, оно мгновенно остановилось, не выдержав ее сокрушительной силы.

Смерть Раисы Егоровой выглядела вполне естественной. Совершенно логичной, и, в сущности, единственной, представлялась версия сердечного приступа, вследствие которого и наступила скоропостижная смерть. Первым к этому выводу пришел врач «скорой помощи», на всякий случай вызванной в салон. Он дал соответствующее заключение и вызвал машину для перевозки трупов, которая доставила тело женщины в морг.

Сегодня молодая женщина решила не просто со вкусом пообедать, а устроить себе настоящую маленькую пирушку. Она была уверена, что имеет на это полное право: от заветной цели ее отделял всего один день. Но насладиться размышлениями на эту тему еще раз, без особой на то необходимости, а просто, удовольствия ради, все проанализировать и снова с упоением констатировать, что самая сложная в ее жизни игра блестяще сыграна, ей хотелось медленно, растягивая удовольствие и сочетая его с удовольствием от своего одинокого пиршества. Впрочем, одиночество нисколько не тяготило ее, напротив, оно было обязательным условием того, что полученное наслаждение будет полным и абсолютным. Кроме того, это был своеобразный и очень значимый ритуал расставания с одиночеством, которое долгое время было ее унизительным, тягостным, доводящим до исступления, но постоянным и неизменным спутником. Теперь этому настал конец и, прощаясь с одиночеством, она воздавала ему должное, ибо многому научилась и многое вынесла для себя из долгих дней и ночей совместного существования, это была их прощальная трапеза, и посторонним не было на ней места.

Выбирая ресторан, соответствующий предстоящему торжеству, она некоторое время колебалась между модной, но простоватой по своей фольклорной сути «Царской охотой» и классическим, консервативным, овеянным, однако, легким флером галантного парижского шика «MAXIM'S». Ему в итоге и было отдано предпочтение.

Отпустив такси на углу Тверской и Манежной, молодая дама, одетая в строгий черный костюм, естественно и в то же время безупречно сидящий на хрупкой фигуре, что само по себе лучше всяких этикеток указывало на подлинное творение одного из домов высокой моды, не спеша последовала к стеклянным дверям ресторана «MAXIM'S», возле которых высилась монументальная фигура швейцара, сияющего золотом генеральской кокарды и серебром начищенных до блеска пуговиц на форменной тужурке.

Несмотря на аристократическое происхождение, костюм дамы был прост и смотрелся вполне деловым, если бы узкий черный лацкан жакета не украшала старинная платиновая брошь в виде крупного паука. Телом насекомому служил огромный овальный бриллиант, второй – круглый, чуть меньшего размера – был головой, а изогнутые паучьи ножки, по шести с обеих сторон тела, были усыпаны россыпью мелких алмазов. Несмотря на некоторые несовпадения с традиционным образом, паук казался живым, переливался сияющими алмазными чешуйками и, кажется, собирался прыгнуть или неожиданно бежать куда-то – так естественно изогнуты и динамичны были его тонкие конечности.

Дама была одна и шла пешком, почти сливаясь с пестрым потоком прохожих, но опытным глазом швейцар издалека распознал в толпе возможную клиентку и предупредительно распахнул тяжелую дверь, за что награжден был слабой улыбкой и царственным кивком красивой головки. Дама прошествовала через бар ресторана, в котором неспешно потягивали пиво с солеными орешками два немца, судя по внешнему виду – серьезные предприниматели или старшие офицеры солидных банков.